|
Город, который построил зек
«...Под железным лозунгом Императива,
развернув святые красные знамёна,
город строила дешёвая РАБ-сила –
ЧЁРНАЯ КОЛОННА,
ЧЁРНАЯ КОЛОННА,
ЧЁРНАЯ КОЛОННА».
Рождение города
В глухие годы жизнь текла нескоро,
в тайге лениво царствовал покой,
тысячелетьями дремали горы,
понуро встав за синей Ангарой.
По небу тихо проплывали тучи,
дожди канючили и падал снег,
тянулось время медленно, тягуче,
но вот...
в тайгу явился человек!
О как истошно загалдели сойки,
перекрывая робкий шёпот трав!
А горы ожили, любуясь новостройкой,
вершины в изумленьи приподняв!
Зимний Ангарск
Под скучные песни метели
в депо задремали трамваи,
а город играл на флейтах
больших водосточных труб.
Метель побежала по крышам,
как будто орда Чингисхана,
но город дудел всё нежнее
прозрачно-небесный мотив.
Мой город в ту ночь был факиром
и так как играл вдохновенно,
на площади тихо свернулся
буран, словно белый питон.
От Питера до Владивостока
Мелькали люди, города и годы,
кипела жизнь, как вешняя вода,
качали нас ветра и пароходы,
баюкали телеги, поезда.
Мы обживали стройки и селенья,
не уставая ехать и глазеть.
Как часто мы справляли новоселья
и покидали... дорогих друзей.
От Питера и до Владивостока,
как в сказке, мы проплыли всю страну,
мы испытали всё по воле рока –
любовь и счастье,
голод и войну.
В Ангарске сели. Порубали струги.
Все обженились без высоких слов.
И вдруг посыпались детишки, внуки,
племянники, как в решето горох.
...Уже ушли в «Берёзовую рощу»
строитель папа – милый наш цыган,
над мамой ветер веточки полощет,
рассказывая саги дальних стран.
А мы теперь уже совсем седые
и хоть не скачет Зоинька-коза,
над нами звёзды блещут молодые,
как правнука задорные глаза.
Признание в любви
Городу Ангарску
Город, рождённый рекой изумрудною,
город с хрустальным названьем АНГАРСК!
Cлавлю тебя за юдоль многотрудную
и за рабочий ангарский азарт!
Помнишь зарю с глухариными звонами
и в сосняке – первомайский парад?
Помнишь объекты с локальными зонами,
тёмных землянок смолистый накат?
Мы из ключа напивались ладошками –
так начинаются все города,
наших Джульетт охмуряли гармошкою
и уводили с собой навсегда.
Мы были юными и бесскандальными –
лишь МАЗы рычали с утра до утра.
Ты поднимал
свои плечи
астральные
солнцу навстречу и снежным ветрам.
Я полюбил тебя тихо и пламенно,
дымный,
загадочный
и белокаменный.
Ты подарил мне друзей замечательных:
гордых творцов, вдохновенных мечтателей,
жизнь подарил мне большую и трудную,
в сердце забросил весёлый азарт,
город,
рождённый
рекой изумрудною,
город
с хрустальным
названьем Ангарск!
Отец
Гляжу я на портрет...
Да, это мой отец –
интеллигент, философ, весельчак и... стоик,
мечтатель-бессеребреник, дворянский «спец»,
железный командир советских новостроек.
А было их пятнадцать в песне светлых лет,
когда он танцевал с красавицей невестой,
когда ему дарил стишки сынок-«поэт»,
когда его встречали сводные оркестры.
Цыган, он покидал квартиры, города,
чтоб мчаться на другие новостройки –
в тьмутаракань,
в болота,
к чёрту на рога
с четвёркою птенцов: мне семь,
полгода Зойке.
Нас по-бойцовски стал воспитывать отец –
он до семнадцати – кулачный был боец.
|
Ожидание чуда
Новый год мальчишкою на лыжах
подкатил к заснеженным дверям,
ходит месяц по высоким крышам,
белый жемчуг мечет по дворам.
Шепчут тени...
Сладко тают звуки...
Город ждёт, заворожив людей,
улицы раскинув, словно руки,
развернув ладони площадей.
Как он молод,
сказочен
и весел!
Поищите –
кто его добрей?
Это он над соснами развесил
мириады белых фонарей,
и от них –
засеребрился воздух
и, как звёзды –
девичьи глаза.
Будет чудо! –
обещают звёзды.
Будет счастье! –
говорят глаза.
А мороз таким здоровьем пышет!
За окном всю ночь весёлый гам,
ходит месяц по высоким крышам,
белый жемчуг мечет по дворам.
Моя Джоконда
К её глазам,
цветам
и зорям вешним,
к её прекрасным, медленным рукам
я шёл по зыбким мостикам надежды
через развалины, через века.
Наш дом –
как облако над горизонтом,
с балкона слышу звёзды и ручьи,
загадочная нежная Джоконда
мне варит ароматные борщи.
Моя жена –
моё цветное зренье,
моё дитя
и мой жестокий Рим,
моё кино,
аптека,
душегрейка
и музыка –
какой бездонный мир!
Опять лечу за песней и весною
на площади и в дальние леса
и всюду, всюду следуют за мною
моей Джоконды тихие глаза.
Влюблённый турист
Я за тобою шёл в тайги органный гул,
в закат,
на скалы,
в бешенство прибоя
и всё глядел сквозь тонкость лунных струн
в твоё лицо скандально-молодое.
Как ирокезы, вы плясали у костра –
язычники их города Ангарска,
как волховали вы на жертвенных пирах
и слушали взахлёб лесные сказки!
Другие подходили к вам волхвы,
таинственны, отважны, бородаты,
и вместе с ними танцевали вы
под грозовые дальние раскаты.
И ты...
с другим ушла в лесную чудь
светло,
расхристанно,
необоримо
и Млечный путь, упавший мне на грудь,
остался...
шлейфом женщины любимой.
Библиотекари
Какой спокойный, задушевный свет!
Ваш мир высок и даже музыкален,
где обитает Лермонтов и Фет,
и Маяковский с Пушкиным и Далем.
На полках весь лиричный звукоряд
моей, летящей в космосе, планеты
и потому уже не замолчат
России вдохновенные поэты.
Библиотекари! Раздумье – ваш закон –
хандра и злоба сразу отлетела!..
Вы собираете энергию веков,
чтоб раздавать направо и налево.
Нашли проход к отверженной душе –
туда на белом облаке плывёте.
Вас обожают Чехов, Беранже,
склоняют головы Руссо и Гёте.
Библиотекари! Я вас пою,
на вас в жестокий холод уповаю.
Библиотекари! Я вас боготворю
и с Вами вместе к звёздам улетаю!
Звёздная дорога
Себе на 80 лет
Я – старый бес,
я – тихий белый ангел –
уже лечу по Млечному пути...
Внизу –
России чёрные овраги,
там не проехать – только проползти.
Я шёл всю жизнь по звёздам:
в буреломах,
в газу цехов,
в прицеле острых глаз.
Я чуял неба тайную подмогу,
ночное небо – мой иконостас.
молился – встретил добрых великанов,
ушедших в мою душу навсегда,
дерзал,
дерзил,
летал в чужие страны,
чтоб полюбить родные города.
Благодарю за жизнь, огонь – в любви и драке,
за песни,
зори,
вешние сады,
за этот вечный свет в жестоком мраке
за этот звёздный час моей судьбы! |
